Администратор

    Администратор

     

    Началось всё с того, что мы с мамой как-то отправились в отпуск. Вдвоём, потому что отца не было, он нас бросил в моем далёком детстве. Отпуск предполагал море, водопады, пещеры и прочие достопримечательности одной страны юго-восточной Азии. И вот, набив пару сумок разными пляжными и не только вещами, мы прибыли на место — дорога есть дорога, что её описывать?

    Разместившись в отеле, мы заняли номер с двумя маленькими, но вполне себе раздельными спальнями, что естественно. Первый день прошёл в блаженном ничегонеделании, а вот наутро мы направились на море. Изначально решив, что купаться будем не в толпе туристов, а чуть в стороне, мы без проблем нашли один из малопосещаемых пляжей неподалёку.

    Я надул оба круга на которых мы собирались поплавать, мама расстелила полотенце и решила сначала позагорать. Вольному воля, я забрался попой в круг (ни она, ни я плавать не умели от слова «совсем»), отгрёб на какое-то расстояние от берега и стал загорать. Подумав, я посмотрел на пляж, увидел, что мама ещё там, и стянул с себя плавки, подложив их под поясницу — загорать так загорать.

    Наверное, я даже слегка закемарил под тёплым южным солнышком, раз не заметил приближения мамы. Она подгребала на своём круге, задорно хохоча. Я уже хотел быстро натянуть плавки, но тут где-то под ней раздалось громкое характерное шипение, и её круг стал быстро сдуваться. Мама сделала несколько панических движений и с размаху плюхнулась с круга в воду. Слава Богу, я успел выбросить в её сторону руку, за неё она и уцепилась.

    Мои плавки лежали на круге, член был в промежуточном состоянии, не стоя, но вытянувшись в длину. Мама сделала вид, что не замечает его.

    — Артём, у меня сейчас на плавках узел развязался, они где-то на ноге едва держатся, видимо, когда с круга... О Боже! — она сделала вид, будто только заметила что и я в подобном положении. Вариантов было немного — либо плыть, держась за круг, либо сидеть на нём вдвоём. Вздохнув, она решилась.

    — Артём, отвер... закрой глаза, пожалуйста. Мы оба не умеем плавать, придётся мне забраться к тебе в круг, на колени, что поделать.

    — Эх, давай... — я закрыл глаза и протянул ей руки. Мой член, будто что-то почувствовал, стал предательски наливаться кровью. Мама сначала со вздохом перевесилась через мою поясницу, затем обхватила меня за шею и плечи и, одним махом перенеся левую ногу через меня, буквально шлёпнулась своей промежностью на мою.

    Член уже стоял практически вертикально. Оседлав меня, мама естественным образом упёрлась мне в головку входом в вагину, моментально поглотив головку и таким образом наживившись. Так как я пребывал в незрячем состоянии, мне поначалу показалось, что она просто прижала мой член своей промежностью к горячему кругу.

    Она вскрикнула «Ой!», попыталась отодвинуться бёдрами, но круг качнулся в ту сторону и она едва не съехала в воду. Повторяя «Нет... нет... нет...», она вернулась в прежнее положение, автоматически нанизываясь на мой член, но стараясь делать это как можно меньше. В один момент, когда она уже нависла надо мной, моя попа под увеличившимся весом слегка провалилась в бублик.

    Мама, упираясь в меня в том числе бёдрами, эту опору мигом потеряла и на удивление легко опустилась полностью. Наши лобки соприкоснулись. Если несколькими мгновениями ранее у меня ещё были сомнения по поводу вариантов нашей близости, то теперь они сразу пропали: сложно было не понять, куда именно угодил мой член.

    Гром не грянул, мир не взорвался, просто мы оказались ну очень близко друг к другу. Машинально проанализировав ощущения, я решил, что мамина вагина достаточно узкая и уж точно значительно более горячая (наверно, кровообращение так устроено), нежели познанные мной ранее.

    Некоторое время мама ошарашенно смотрела вниз, затем подняла взгляд: в её глазах читался ужас. Так как я к этому времени уже тоже открыл свои глаза, то теперь не знал, куда их деть.

    — Ты понимаешь, что это ошибка? - спросила мама.

    — Конечно, мам, я этого не хотел, да и ты...

    — Боже, ну что за невезение? Постарайся удержаться, я попробую встать.

    Но... Вы когда-нибудь пробовали подняться, сидя на надувном бублике и при том, что вы не умеете плавать? Вот и мама очень быстро поняла, что сняться с моего члена она никак не сумеет. Вздохнув, она вновь опустилась и посмотрела мне в глаза.

    — Только не кончай в меня, хорошо? Я давно не предохраняюсь, а безопасный ли сегодня день, я не помню.

    — Не вопрос. — ответил я, удерживая её за талию, чтобы она не свалилась.

    Видимо, поняв, что в таком положении мы проведём какое-то время, она обняла меня, прерывисто дыша, положила голову на плечо и в таком положении я продолжал наслаждаться её объятиями и тесным горячим теплом где-то внизу. Её вагина, и без того безумно приятно охватывая мой член, теперь начала ещё и сокращаться, а когда эти сокращения участились, начала потихоньку подмахивать, тесно прижимаясь ко мне низом живота. Долго в таких условиях держаться не получилось.

    — Почти... скоро кончу! — выдохнул я, чувстуя, как головка обретает необыкновенную чувствительность и буквально улетая от этого ощущения.

    — Хорошо, сейчас... — мама сделала пару неловких движений главным образом бёдрами, чем только приблизила мой оргазм, затем отстранилась и как-то очень растерянно посмотрела на меня.

    — Артём? — умоляюще выговорила она.

    Вместо ответа я посмотрел вниз, туда, где наши лобки соприкасались вплотную. Круг качался, качались и мы. Через какие-то мгновения я не выдержал той невероятной истомы, с каком мамина киска обжимала мой член, и стал выстреливать в неё свою сперму.

    Мама застонала, вновь обняв меня и стараясь не смотреть мне в глаза. Отпустив её (мама сама крепко держалась за меня сверху и качественно заякорилась снизу), я стал подгребать руками в сторону берега.

    Через какое-то время (я был по-прежнему в ней, как же иначе) я почувствовал, как член, и без того до конца не опавший, вновь начинает возбуждаться. Мама не могла не почувствовать этого и снова испуганно, но в этот раз более обречённо посмотрела мне в глаза. Я лишь вздохнул, а член тем временем уже заполнил всю её. Мама снова прерывисто задышала, обнявшие меня руки впились в спину ногтями.

    Нам даже не нужно было двигаться, круг качался на волнах и укачивал нас тоже. Мама снова начала двигать бёдрами - сначала медленно, потом чуть активнее, наверное, как и в прошлый раз надеясь, что я этого не замечу. Я и не подавал виду, просто наслаждаясь моментом.

    — Позволь... а то натирает... - с этими словами мама завела руку себе за спину, потом вернула обратно. Глядя в ту же сторону, я не мог не заметить, что она распустила узлы бретелек лифчика. Судя по тому, как я чувствовал её соски, пусть даже и через ткань лифчика, конечно, ей скоро начало натирать - соски набухли и теперь торчали от перевозбуждения.

    Чуть отстранившись, мама позволила свободной теперь тряпочке скользнуть вниз, прикрывая место нашего соединения, после чего снова обняла меня, уже полностью нагая. Её шикарная грудь наконец открылась мне не сказать что во всей красе, но на этот раз я поувствовал как её соски упёрлись мне в грудь уже не через ткань, почувствовал, как её грудь двумя упругими телами вжимается в меня.

    Я застонал от удовольствия. Через несолько минут этой приятной возни я взорвался ещё раз. Мама замерла и тихо вскрикнула, впившись мне в спину ногтями, её киска вновь начала пульсировать, выдаивая мой член...

    К моменту, когда нас прибило волнами к мелководью какого-то заброшенного пляжа, я кончил в маму ещё два раза. И вот, едва её ноги коснулись дна, она то ли задумчиво, то ли с грустью вздохнула, взяла в руки лифчик, поправила на ноге трусики и, встав на дно, наконец поднялась с моего члена. К моему удивлению, из неё вытекло всего несколько капель полупрозрачной густой семенной жидкости - плода моего последнего оргазма. Выходит, всё раннее и более плотное семя осталось глубоко в ней. Видимо, она тоже это поняла, засунув пальчик внутрь и почти ничего не вытащив наружу.

    — О Господи, четыре раза! И всё уже успело втянуться. Соскучился организм, вот только очень не вовремя. Пошли уж, герой любовник! — она быстро привела себя в порядок, надела купальник и бодро зашагала по песку. Я к этому времени тоже спрятал в плавки повисший член, накинул на плечо круг и зашагал следом, любуясь её замечательной попкой.

    В отеле она слова не сказала о произошедшем. Сразу наведавшись в единственную на острове аптеку, мама вернулась ни с чем, судя по её поникшему виду. К вечеру наше приключение вроде бы забылось, мы как ни в чём не бывало гуляли на людном пляже, смотрели яркие сполохи представлений, покупали фрукты, в общем, вели себя как примерные мать и сын.

    На утро так же ничего не напоминало о случившемся. Мы надели купальные костюмы и поехали с группой осматривать местные водопады. Когда автобус остановился, я помог маме выйти и старался не отставать от неё, дабы толпа не разнесла нас — здесь и сейчас высадились ещё несколько туристических групп. Мама взяла меня за руку и потянула через толпу в сторону одной из пещер, в то время как большинство ломилось сначала к водопадам.

    — Пошли, заглянем? Пока народу мало, а то набегут потом. К водопадам ещё успеем, весь день впереди. Не отставай!

    Недалеко от входа нас внезапно и ловко разделили; я и ахнуть не успел, как мама скрылась в соседней пещере, влекомая парой смеющихся аборигенок. Меня же атаковал выскочивший из намеченной пещеры невысокий и кучерявый местный перец. Абориген широко улыбнулся и что-то спросил меня на своём непонятном наречии. Я, естественно, не поняв ни бельмеса, машинально кивнул в ответ. Он оскаблился и указал мне на вход в одну из пещер, дал непонятное напутствие и хлопнул по плечу. Пещера так пещера, я оглянулся, ища маму взглядом, но её и след простыл. Ладно, встретимся после.

    Тем временем непонятно откуда взявшийся второй загорелый дочерна абориген указал мне на расположенное посреди полумрака небольшого помещения своеобразное кресло вроде бы из камня. Кресло обрамляли высокие дугообразные выступы, и оно больше напоминало перевёрнутую ладонь. В ладонь вёл широкий плавный желоб с множеством хаотичных выступов по бортам, по нему в кресло стекала приятная тёплая вода.

    Сверху, из щели в потолке, на кресло падал столб света. Едва я захотел сесть, как абориген что-то удивлённо пролопотал, затем резво стянул с меня плавки, я и мявкнуть не успел. Протянув мне маску какого-то местного демона, он указал на кресло. Ну ладно, видимо, в этом и есть прикол, тем паче что плавки были вывешены на один из стенных выступов. Вода очень приятно ласкала тело, я надел маску и развалился в блаженной неге... Член стоял колом и кайфовал — в воду они что-то добавляют, что ли?

    Минут через пять эту негу прервал весёлый женский визг, очень знакомый. Поток воды сначала иссяк, а затем скатился волной... вместе с моей мамой, пребывающей с завязанными глазами. Расположенные по краям желоба выступы очень быстро зацепили и развязали узлы её плавок, и последние метры она прокатилась без них. Желоб в конце полого изгибался, и мама плавно съехала по нему прямиком на меня.

    Вся конструкция была настроена таким образом, что мамино тело как по рельсам плавно съехало на меня, и наши промежности снова встретились. Как только мама съехала с последнего участка, он плавно крутанулся и навис за её спиной, вынуждая маму наклониться ко мне. Мама возмущённо закричала, в гневе сорвав с себя повязку. Увидев маску, она завизжала и одним махом сбила её с моего лица. Размахнулась повторно... но увидела меня.

    — Артём?!

    — Внезапно, честно... Они...

    — Артём?! Ах ты... — мама принялась молотить меня в грудь кулачками, неловко ёрзая на члене.

    — Да мам, это не я, это они... Перестань... Я ж ни слова не понял...

    — Артём... — мама последний раз чисто символически ударила меня, а затем разрыдалась в истерике. Я не мешал ей, прислушиваясь к нежному объятию её вагины.

    Когда рыдания перешли в истеричный смех, она изогнулась, посмотрела на меня.

    — Ну что ты будешь делать... Снова ты. — и она нервно хохотнула. Затем, усмехнувшись уже игриво, она мигом сбросила лифчик, обнажив грудь, и впилась мне в губы страстным поцелуем. Я оторопел — мама всегда считала поцелуи очень личным; даже там, в море, она их избегала, а теперь... Мы целовались как обезумевшие. Я руками тискал её грудь, она начала двигать бёдрами вперёд-назад и из стороны в сторону.

    Когда я крикнул ей в ухо «Скоро кончу!», она и не подумала изменить ритм. Естественно, я никак не мог, да уже и не хотел сдерживаться, и когда в головке накопилась та пограничная истома, двинул бёдрами навстречу и взорвался. Мама застонала, царапая мне спину, вжимаясь в меня бёдрами плотнее и плотнее.... Когда пришла вторая волна, мы, не сговариваясь, трахались как обезумевшие кошки, не говоря ни слова.

    Мой второй взрыв внутри мамы был ещё более мощным, чем первый, я буквально заливал её своей спермой, а оргазм всё не кончался. В конце концов, обессиливавшие, мы свалились в объятия друг друга. Когда пришёл хихикающий абориген и освободил нас, ему никто не сказал ни слова.

    Когда мы вышли из пещеры, уже одетые, мама первым делом направилась куда-то в кусты, я машинально последовал за ней. Найдя водопадик в тихом месте, она быстро скинула трусики и стала промывать вагину. Я поначалу отвернулся, но она внезапно бросила «А, это ты... Что уж, не стесняйся». Присмотревшись, я вновь не увидел ни на плавках, ни на её пальцах каких-либо значительных следов спермы: её вагина словно насос оставляла всё глубоко внутри, хотя времени прошло всего-ничего. Мама вновь как-то нервно хохотнула.

    — Доигрались? — подняла она какой-то странный взгляд, стоя в очень развратной позе и не спеша надевать трусики, играя пальчиком с половыми губами. — А ведь у меня такое впервые, обычно всё вытекает сразу. Ну почему именно ты, сын мой, а? Ладно сейчас...вчера то есть... дни не самые опасные были, календарь глянула, а вот завтра самое окно фертильности! И проблема в том, что в этот раз я напрочь расхотела себя сдерживать, прям жежала, жаждала, чтобы ты кончил в меня. И я совсем не уверена, что в дальнейшем будет иначе. Крышу сносит совсем, конкретно и напрочь.

    — В дальнейшем? Мам, ты чего?

    — Эх, Артёмка, Артёмка. Трахнул маму... сколько, семь раз? Восемь? Всю наполнил своим семенем, аж по самое не балуй! А теперь спрашиваешь, что в дальнейшем? Не знаю, что тебе ответить.

    До дома мы добирались молча, мама лишь изредка нервно похохатывала над одной ей известными мыслями. Зайдя в номер, она всё так же, не говоря ни слова, разделась (меня не прогнав даже взглядом!), бросила купальник в корзину и пошла в душ. Помывшись и надев халат, мама ушла в спальню, упала на кровать и заснула, я не стал её будить. Напившись на кухне сока, я лёг спать в своей кровати.

    Утром я привычно проснулся пораньше, умылся, сделал лёгкий завтрак. Мама проснулась чуть позже и завтракала, соответственно, после меня, я в это время сидел в своей комнате и просматривал ленту в смартфоне.

    — Дорогой, нам нужно поговорить. - сказала мама, войдя в комнату.

    — Давай. О чём же?

    — А ты не догадываешься?

    — Нуу... мы вроде всё уже обсудили.

    — Интересно, когда бы. И что ты об этом думаешь?

    — Знаешь, я так до конца и не понял, как это произошло, но мне жаль.

    — Не понял? Ты вроде в сознании пребывал.

    — Да нет, не о том речь. Технически я не понял, как...

    — Не включай дурака, всё ты понял.

    — Эх, конкретизирую: я считаю, что вероятность повторения ситуации ничтожно мала и беспокоиться за это не стоит.

    — Ну так я тебе докажу, что ситуация была не столь уж редкой из возможных. За отелем есть несколько бассейнов, там по утрам никого не бывает. Возьми круг и направляйся туда, попробуешь поплавать как я, а затем и скажешь, что вероятнее, а что нет.

    Надуть круг и пустить его плавать было минутным делом. Я снял трусы и кое-как сел в круг; член дёрнулся вверх, капля смазки с головки описала дугу и упала в воду. Медленно подойдя к бассейну, мама стянула трусики, оставшись в одной футболке на голое тело, затем спустилась в воду, доходившую в самом глубоком месте ей почти до груди - это мне, высокому, забраться в круг не составило труда. Видя это, я подгрёб к ступеням, зацепившись вытянутыми пятками за верхнюю. Мама тем временем уже вылезла, сильно намочив футболку, и уселась на край, свесив ноги.

    — Ну, что непонятного?

    — Да я с закрытыми глазами сидел...

    — И что, ничего не почувствовал?

    — Сначала я думал, что, кмх, член просто зажало между горячим кругом и тобой.

    — Горячим кругом? Посмотри вниз, где круг, а где ты. - наиграно вздохнула она, болтая ногами.

    Действительно, член располагался на достаточном расстоянии от чёрной резины.

    — Да уж, далековато. А дальше? Оно что, так легко произошло?

    — А ты уже забыл?

    — Да нет, просто интересно.

    — Интересно ему. Не думала, что придётся снова пройти через это. - вздохнула мама, поднимаясь на ноги. - Замри на своём плавсредстве, горе-любовник.

    Я послушно замер, а мама враскорячку спустилась на пару ступеней, пропустив мои ноги между своими, и так вот примостилась на край круга и мои ноги в районе колен. Круг чуть просел и стал понемногу отплывать, мама не могла этого не заметить.

    — Слушай, я не хочу повторять этот эксперимент. - со вздохом сказала она, покачивая ногами уже в толще воды.

    — Да ладно, я всегда смогу подгрести к краю, бассейн не большой. - ответил я, больше любуясь её раскрывшейся киской, нежели думая о манёврах круга. Заметив это, мама опустила ладони между своих ног, скрыв от меня всю картину. Затем, вздохнув ещё раз, она поёрзала и придвинулась чуть ближе ко мне.

    Как ни странно, в точности воспроизвести тот момент у нас не получилось бы: член давно смотрел в зенит, а тогда только начинал подниматься. Вдимо, мама это тоже поняла.

    — Тебе не больно? - спросила она, медленно наклоняя мой каменный член.

    — Да нет, всё хорошо.

    — Подержи его вот так, внизу. - в очередной раз вздохнув, попросила мама. Я надавил на член, чтобы он утставился головкой прямо в мамину сторону.

    Снова поёрзав, она сползла ещё на несколько сантиметров, оказавшись губками своей вагины прямо напротив моего члена. Как-то обречённо выдохнув, она сделала ещё одно движение бёдрами и накрыла губками мою головку. Я постепенно убрал руку, но член упёрся во что-то горячее и не поднялся; мама тут же сдвинулась ещё, а головка буквально провалилась в райское тепло. Я прекрасно рассмотрел этот момент, как головка полностью скрылась под губками, теперь уже охватывающими собственно член.

    — Ну... вот... - часто задышала она, закрыв глаза, опустив руку и начав ласкать себя. - Теперь... понятно?

    — Почти. - тихо ответил я. - Почти.

    — Ах, почти? - сказала она, закусив губу, а затем обняла меня и так двинула бёдрами, что наши лобки вновь соприкоснулись. Круг сильно качнулся, а мы вновь слились воедино.

    Мама чуть отстранилась, стянула с себя уже совсем мокрую футболку, забросив её куда-то на берег, вновь обняла меня и, глядя в глаза, томно спросила.

    — Касаемо этого "почти" - осталась самая малость. Берег близко, овуляция тоже. Решать тебе. - глядя на меня, она облизнула губы и сжала свои груди, приласкав соски.

    Не отдавая себе отчёта в действиях, я поддался лишь эмоциям: обнял её, тесно вжав в себя сосками (отчего мама закрыла глаза и тихо застонала), а затем поймал губами её губы. Мы слились в поцелуе как одержимые. Её ногти яростно впивались мне в спину, а бёдра рывками двигались из стороны в сторону.

    Такого кайфа я давно не испытывал. Уж не знаю, через сколько времени меня начало накрывать, и я попытался отстраниться. Куда там! Почувствовав, как моя головка предоргазменно увеличилась, она буквально вжалась в меня бёдрами, и я кончил. Кончил столь сильно, что чуть не потерял сознание. У неё почти сразу случилась столь же мощная разрядка, оргазм накрыл нас с головой, мы держались вертикально только благодаря объятиям друг друга.

    Немного прийдя в себя и отдышавшись, мама отстранилась от меня и заглянула себе между ног: вагина была чиста, вслед за членом ничего не вытекло.

    — О, Господи, сегодня же... — она закрыла лицо рукой. — Ну почему ты не кончил мимо?

    — Я пытался, но ты так прижалась ко мне...

    — Конечно, прижалась. Ты себе не представляешь, как это действует на женский организм, я просто не могла остановиться.

    — Давай я куплю презервативы.

    — Даже и не думай! Терпеть не могу резины в себе.

    — Но тогда...

    — Посмотрим. В конце концов, сперма полезна для организма. — спокойно резюмировала она, как будто никакого дополнительного риска сперма для неё не несла.

    На протяжении оставшихся нескольких дней мы совокуплялись до умопомрачения ещё несколько раз, поводы возникали стихийно. Мама так ни разу не позволила мне проронить хоть каплю спермы мимо себя, да это не очень-то и получалось — её вагина всё очень быстро всасывала в себя, стоило мне задержать член внутри хотя бы на пару минут.

    Когда мы вернулись домой, уж не знаю, как это получилось, но мама вела себя как и раньше, будто случившееся ей (точнее, нам) приснилось. Уж не знаю, сколько дней у неё длится цикл, я не спришивал, но, по-моему, время месячных ещё не пришло. Возможно, что в ближайшие месяцы они и не настанут вовсе. Посмотрим, я не берусь загадывать, мало ли, как жизнь и мамины причуды повернутся...

    Греховная страсть
    Они - мать и сын, жили в частном дому на тихой окраине города, утопавшей в густой зелени и которая в начале века была, на самом деле, деревушкой, заселенной потомками бывших крепостных крестьян князя Апраксина. Жители ее всегда отличались дородностью, высоким ростом. Женщины - белотелые, с пышными формами. Мужики - богатырского телосложения. Говорят, до революции их, в основном, забирали в кавалергарды, церемониальную стражу императора. Неизвестно, чья кровь здесь брала вверх - аристократическая или крестьянская, но, безусловно, одно было ясно, что на этих местах крепко смешались эти сословия, столь далекие друг от друга в имперской табели о рангах.
    Время от времени в жилы хиреющей знати вливалась новая кровь, оздоровляя княжеский род и наделяя его наследников крестьянской сметкой и хваткой, а среди крепостных появлялись утонченные с ангелоподобными ликами дети.

    Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - мать и сын местного происхождения. Мать, ее звали Татьяна, была светловолоса, с темно-синими глазами, и довольно высокого роста. Ходила она, чуть наклонившись вперед, будто ее тянули вниз своей тяжестью груди, распиравшие любую одежду, словно арбузы в тряпичной сумке. От этого казалось, что ее широкий зад, плавно колыхавшийся при ходьбе, больше выставлен. Ей было лет под пятьдесят.

    Сын же, юноша лет семнадцати, прозванный старомодно Николаем, наоборот, имел вид тонкий, прозрачный. Широко раскрытые голубые глаза, белокурые кудряшки, белое личико, красные девичьи губки. Он всегда держался поодаль от шумных компаний ровесников, да и те не приставали к нему, не дразнили. Он был какой-то чужой и жил так, сам по себе, все больше с матерью. Но времена шли, он рос, и подошла пора, когда уже стало неудобно ходить с матерью, взявшись за руки. Он теперь все больше сидел дома, смотрел телевизор, читал книжки, в основном, детские.

    Ему нравились эти тихие вечера с матерью, когда она молча занималась каким-нибудь своим делом, сидя в углу гостиной. Татьяна работала страховым агентом, и у нее был свободный график. Большей частью она находилась дома.

    Коля в последнее время стал замечать в себе большие перемены. Белая шея теле ведущей или какой-нибудь актрисы, выпуклости под их платьем, в неожиданном движении, изгибе заставляли внезапно биться сердце учащеннее, вздымая плоть до ломоты. Тогда он долго сидел в кресле, украдкой бросая взгляды в сторону матери, стесняясь подниматься.

    Однажды он вдруг увидел, что халат матери расстегнут больше, и в вырезе, как в глубоком декольте, видны белые-белые, даже чуть отливающие синевой, огромные груди. шеи, плавно переходящий в округлую спину. Кровь ударила в голову, и Коля густо покраснел, но в сумраке это было не заметно. Татьяна не увидела этого и продолжала так же сидеть в полу распахнутом халате, более того, она положила голую по локоть руку на низ живота, чего искоса успел углядеть Коля, и неожиданно засмеялась. На экране был забавный момент. Потом она машинально запахнула халат и, положив руку на колено сыну, сказала смешливым голосом:

    • Какой потешный артист!
    • Да, - хрипло поддакнул Коля.

    Татьяна посмотрела на него несколько удивленно.

    • Что с тобой, сынок? Заболел что ли? - спросила она.
    • Нет-нет, - покачал головой Коля.

    В эту пору он сделал себе открытие, что мать - ЖЕНЩИНА. Женщина, со всеми присущими ей прелестями, и что она очень женственна, соблазнительна. Но давно живет без мужчины - отец умер давно, когда Коле было лет четыре, и это обстоятельство придавало ей, быть может, больше пикантности, создавая какую-то атмосферу притягательности, недоговоренности, загадочности. Коля незаметно, даже для себя, стал следить за матерью, бросать украдкой взгляды на нее, с ужасом признаваясь, что в нем просыпается и усиливается с каждым днем неведомое доселе чувство. Нет, не любовь к матери, а любовь к женщине. Женщине, которая жила рядом, спала в соседней комнате, а тихими вечерами вместе смотрела телевизор, обдавая волнующим ароматом, терпким запахом, от которого кружилась голова.

    Плоть всегда ломило, и ночью Коля просыпался от сладостного бурного семяизвержения, и он, сняв трусы, бросал их под кровать. Днем он их не находил на месте, а видел выстиранными и сохнущими во дворе. Он смущенно смотрел на мать, но та была невозмутима, словно ничего не замечала.

    Однажды днем, после школы, он, входя во двор, увидел, что дверь дома широко распахнута. Шагая внутрь, он хотел сказать: "Мама, а что у тебя на обед?", но остолбенел. Татьяна, нагнувшись, мыла пол. Халат ее высоко задрался, обнажая весь зад. Колю словно ослепило белизной и обилием тела. Мать была в тонких узеньких плавках, из-под тоненькой полоски которых между ног кучерявились коричневые волоски. Взору открывались белые огромные ягодицы. Со страшной силой ломануло низ живота, и Коля быстро юркнул назад. Прислонившись к столбу рядом с крылечком, он закрыл глаза, стараясь успокоиться, но волнение долго не проходило.

    Наконец он оттолкнулся и еще, не входя, крикнул, делая шаг к открытой двери:

    • Мама! А что у тебя на обед?
    • Уже кончились занятия? - откликнулась мать, выходя навстречу с улыбкой. - Что сегодня так рано?

    В руке у нее была тряпка. Стряхнув, она бросила ее на завалинку.

    • Заходи, сынок. Сейчас пообедаем.

    Халат ее был снова распахнут больше обычного, открывая ложбинку между зажатыми белыми грудями. И тут она неожиданно, глядя на сына широко раскрытыми темно-синими глазами, высунула на мгновение розовый язычок и облизнула губы. Захолонуло сердечко Коли, и он аж зажмурился, так закружилась голова и ломануло плоть, от чего он со стоном наклонился.

    • Что с тобой, Коленька? - тревожно спросила Татьяна, откидывая полной, словно перехваченной ниточками рукой золотистые волосы с лица.
    • Ничего, мама, - прошептал Коля.

    Мать внезапно схватила его за голову и прижала к полуголой груди. Он со слезами припал к ней губами, ощущая ее гладкую кожу.

    • Ладно, Коленька, ладно, все будет хорошо. Все будет хорошо, - выдохнула она, гладя его по белокурым волосам.

    После обеда мать истопила баньку и ушла туда.

    Коля лежал во дворе на диване под яблоней и, глядя на синее небо, думал: "Что это со мной? Я влюбился в свою мать?.. Это же грех!.. Но как она красива!", - и в голове его с жутким волнением мелькнула мысль, заставив покраснеть до кончиков волос: - "А пизда у нее какая?.. Ах, ты! Ах ты!.. Какой грех!.. Но что делать?".

    В это время дверь бани скрипнула, и голос матери крикнул:

    • Коля! Коля!

    Коля приподнялся с дивана и глянул в сторону бани. В проеме приоткрытой двери бани, подавшись вперед, выглянула мать, но Коля успел увидеть полностью ее голое тело, казавшееся на темном фоне еще белее, огромные свисавшие груди, складки на белом животе, коричневый мысок на лобке.

    • Коля! Вода кончилась, принеси мне ведро воды и поставь у двери! - и Татьяна захлопнула дверь.

    Вечером они молча смотрели телевизор, потом попили чаю и разошлись по своим комнатам.

    Коля ночью проснулся от шума странных звуков, которые доносились из комнаты матери. Вообще-то, такие звуки часто доносились оттуда, почти каждую ночь, но сегодня они показались Коле особенно громкими и тревожными. Он быстро поднялся и прошел к матери.

    • Мама! Что с тобой? - спросил он, открывая дверь, и остановился как вкопанный.

    В свете торшера он увидел, что мать, откинув голову с закрытыми глазами, лежит совершенно голая, какая-то бархатная, - Коля всем телом почувствовал это, - поверх одеяла и судорожно трет между широко раздвинутыми ногами, там, где заросло буйной порослью и что-то розовело. Они сладко стонала, и груди ее неистово колыхались из стороны в сторону словно огромные белые шары.

    Коля отступил назад и выскочил во двор. Прислонившись к столбу, он долго приходил в себя.

    Когда он снова вошел в дом, мать в ночной сорочке сидела за столом в кухне, подпирая рукой разлохмаченную голову, и плечи ее тихо тряслись. "Плачет!", - подумал Коля, и жалостью резануло его сердце.

    • Мама! Не плачь! - сказал он, подходя к ней, и положил руку на ее плечо.

    Она обернулась. Она улыбалась, но в глазах ее стояли слезы.

    • Я не плачу, Коленька, - ответила она, мягко глядя на сына и поглаживая его руку. Потом она грустно молвила: - Мне тяжело, сыночек. Очень.

    И, помолчав, с какой-то затаенной мольбой в голосе тихо спросила:

    • Ты видел?

    Коля молча кивнул.

    • Тринадцать лет без мужика Ни одного Никто не смог бы заменить мне твоего отца - прошептала Татьяна и, подаваясь вперед, медленно так прикоснулась губами к белому животу сына, чуть ниже пупка.

    Плоть растопырила трусы, и они потихоньку сползли вниз. Если бы не этот торчащий член, можно было подумать, что это тело наливающейся соком жизни девушки.

    • Ты так похож на него - прошептала Татьяна, тихо целуя плоть сына в блестящую головку.

    Словно током ударило Колю, сладостная истома охватила низ живота, и он со стоном нагнулся, а из плоти ударила струя спермы, и прямо в лицо матери. Она громко засмеялась:

    • Боже мой! Боже мой! Мой сын кончил мне в лицо! В лицо! И смех, и грех! Боже мой! - и смех ее стал переходить в плач, рыдания, и невозможно было понять, плачет ли она или смеется.

    Капли спермы стекали с ее лица на грудь. Татьяна дернула плечом, и ночная сорочка ее сползла на живот, так близко и так доступно открывая огромные налитые притягательной тяжестью груди ее с розовыми сосками. Она стала растирать сок своего сына по телу, потом поднялась, и сорочка упала на ноги, полностью обнажая ее роскошное тело зрелой пятидесятилетней женщины. Она словно сошла с полотна Рубенса или картины Кустодиева. "Русская Венера в бане".

    Она нагнулась и сняла с сына трусы:

    • Идем со мной, сынок. Сделай мне одолжение. Подари мне радость. Пожалей свою мать.

    Она за руку повела его за собой. Они легли на ее широкую постель. Татьяна, поглаживая член своего сына, взяла его в рот. Никогда еще Коля не испытывал такого блаженства И в эту минуту мать тихо молвила, отчего застучало в висках, и сильно-сильно, почти до тошноты, забилось сердце:

    • Выеби меня, сынок. Выеби! Я хочу, этого. В ней так давно не был никто. Я хочу молодой хуй в своей старой пизде. Она моя вся мокрая.

    Коля перевернулся, лег на ее большое мягкое тело и вошел в нее, в ее раздвинутое в ожидании лоно. Плоть охватило жидким теплом. Татьяна вскрикнула:

    • Тихо! Тихо! Больно! Больно!... А-а-а подожди, подожди-и Какой он у тебя большой и крепкий, Ко-оленька Словно гвоздь Любовничек мой сладкий Я хочу-у твой ху-уй. Больно-о-о - она сильно обняла руками сына, прижимая сверху к себе. - Я хочу, хочу твой ху-уй в моей пизде. Еби меня. Еби меня!!! - закричала она. - А-ах! как хорошо! Ах, как сладко! Я ебусь со своим сыном Я ебусь с мальчиком В моей пизде молодой хуй.

    От этих запретных слов, которые прерывисто слетали с уст матери в жаркой истоме, Коля весь трепетал и, все больше и больше возбуждаясь, с силой молотил ее лоно своей молодой плотью.

    Они любились целую ночь, и до конца не могли утолить свою страсть друг к другу. Они пробовали разные позы.

    • Я раздавлю тебя своим телом, - смеялась Татьяна, сидя на Коле, и тут же стонала: - О-о-о Как хорошо-о.

    Они радовались, как молодожены в медовый месяц.

    • Коленька, - сказала мать, лежа на спине с чуть раздвинутыми ногами. Утренний свет пробивался сквозь шторы, придавая ее телу большую заманчивость. Между ее ног, из-под коричневых волосиков расплывалось небольшое мокрое пятно. - Это твое семя - с улыбкой сказала Татьяна. - Ах! - вздохнула она с тихой улыбкой, - как давно не было мне так хорошо!.. Грех но так хорошо Коленька!.. Не бросай меня Мне активной жизни осталось около десяти лет, а тебе к тому времени будет только двадцать семь, совсем еще молодой Запросто сможешь завести семью Даже через двадцать лет Я тебя не буду держать Мне нужно сегодня Я так истосковалась Я так исстрадалась Должна же быть мне награда Должна же мне быть награда от Бога Должно же и мне достаться от радости жизни Мне нужно каждый день Я хочу твой молодой хуй каждый день! Каждый час Никаких обязательств Ты только меня еби спи со мной каждый день, как муж Прости меня , Господи Грех грех Но я так так хочу так хочу в своей пизде твой хуй она открыта но только для тебя, для твоего хуя.

    Татьяна гладила и целовала плоть своего сына.

    • Я люблю тебя, мама, - тихо прошептал Коля. - Как женщину Как роскошную женщину Как женщину, которая одна на всю жизнь.

    Татьяна молча покрыла его юное, почти девичье тело поцелуями.

    • Ты ты.. это нарочно нарочно делала? Ты манила меня? - спросил Коля, гладя ее волосы.

    Татьяна взглянула на него широко раскрытыми темно-синими глазами и улыбнулась, кивнув головой:

    • Да, Коленька.

    Кто осудит их?..